«Москва — Берлин»: трудности перевода и взаимопонимания

Выставка русско-советского и германского искусства, проходившая в 1995–1996 годах в Берлине (Мартин-Гропиус-Бау) и Москве (ГМИИ им. А.С.Пушкина), хотя и не ошеломила зрителей, подобно легендарному проекту «Москва — Париж», но запомнилась своими масштабами и противоречиями. Спустя восемь лет в тех же двух столицах прошла еще и выставка, посвященная второй половине ХХ века, но это была уже во многом другая история.

Что касается первой версии, то за годы, что ушли на ее подготовку, прекратили существование два государства — СССР и ГДР. Экспозиция в Берлине напоминала управляемый хаос — московская же дидактически сопоставляла советскую и германскую тоталитарные модели культуры. Пространство берлинской выставки по замыслу архитектора Даниеля Либескинда словно разрывали клинья, недвусмысленно намекавшие на творчество Эль Лисицкого. Оформление залов ГМИИ, сделанное Борисом Мессерером, напоминало колумбарий. Выставку в обеих столицах посетило тогда 605 тыс. человек, она удостоилась внимания разноязычной критики.

И вот теперь российским читателям предлагается монография, посвященная тому амбициозному проекту. Автор ее — Оксана Булгакова, киновед и культуролог. Она окончила ВГИК, с начала 1980-х живет в Германии, диссертацию защитила в Университете Гумбольдта, работала в Берлине и Стэнфорде, в настоящее время преподает в Майнцском университете Гутенберга. Булгакова занимается историей раннего советского кино, отношениями кинематографа с тоталитаризмом. В последнее двадцатилетие она выпустила своеобразную культурологическую трилогию о средствах коммуникации: «Фабрика жеста», «Советский слухоглаз» и «Голос как культурный феномен».

В нынешней работе Оксаны Булгаковой, снабженной подзаголовком «Тайная и явная история музейного блокбастера, которую мы должны помнить, потому что хотим забыть», присутствует, казалось бы, личностный фактор. Дело в том, что она была среди кураторов выставки (секция кино, с германской стороны). Но книга лишена мемуарной составляющей, за исключением пространной цитаты из частного письма Екатерины Хохловой (киноведа и куратора секции кино с советской стороны), в котором рассказана предыстория проекта. Пожалуй, к личному опыту автора можно отнести и рассказ о стремлении показать на выставке визуальные образы двух городов, а также установление кульминации связей между русской культурой и немецким экспрессионизмом: Булгакова имеет в виду экранизации «Преступления и наказания» и «Власти тьмы» Робертом Вине с участием артистов мхатовской труппы.

Книгу, как и саму выставку, отличает богатство фактического материала. Но этим сходство между ними не оканчивается. «Москву — Берлин» называли несколько хаотической — та же особенность присуща и книге. Вернее сказать, исследовательница нередко отклоняется от главной темы и совершает многостраничные отступления. Например, подробно говорится о «культурном фронте» холодной войны с подробным же изложением биографии Камиллы Грей, британской исследовательницы русского авангарда; слишком пристальное внимание уделено заимствованиям из аналогичной выставки «Москва — Париж».

Зато весьма уместны сведения о предшествовавших выставках русского и советского искусства, как в ФРГ, так и в ГДР. Очень ценные главы книги посвящены русской эмигрантской культуре в Берлине (кино, театру, в меньшей степени живописи), а также соприкосновению и восприятию тоталитарных культур. Правда, в историю парижской выставки 1937 года вкралась досадная обмолвка: архитектором павильона СССР был Борис Иофан, а не Константин Мельников.

Безусловно, говоря о выставке «Москва — Берлин», нельзя не затрагивать проблему «перемещенных ценностей» и скандалы с поддельным русским (советским) авангардом. Но стоило ли посвящать им столько места и возвращаться к этим темам в финальных главах, не забыв рассказать о коллекциях Гурлиттов и Топоровских?

Очень обстоятельно, с привлечением выразительных цитат, Булгакова изучила критические отзывы о московской и берлинской экспозициях. Кроме того, значительное внимание она уделила отзывам рядовых посетителей выставки в Москве. К сожалению, аналогичных сведений о берлинской в книге нет.

Совершенно точно автор завершает свое исследование сравнительным анализом понятий «авангард» и «модернизм». Терминологический экскурс скоро переходит в разговор об ответственности деятелей культуры, зачастую передовой, за поддержку далеко не передовых политических режимов и институций. Будем надеяться, что вдумчивому рассмотрению этой этической темы Оксана Булгакова посвятит свою следующую работу.